Татьяна 100 Рожева - Медленнее, ниже, нежнее… (сборник)
Всего пару дней поломалась для приличия. Оказалась, правда, не без странностей. У неё парень был, вроде жених, но не женится, я не вдавался, что у них там за проблемы. Она ему типа верность блюдет. Поэтому целовать её нельзя, членом в неё тоже нельзя. Пришлось как в передаче «очумелые ручки».
– И долго длилась передача?
– Пару месяцев.
– И всё время вот так, в извращённой форме?
– Да. А что делать? Я не люблю настаивать. Нет, так нет. Да я и не заморачивался по этому поводу. Пальцами и языком её кончал, а она меня всего обминетила. И сперму высасывала всю, до последней капельки… Тоже не плохо, правда?
– Мудрёная тетя, наука! Руку по локоть можно, а член нельзя? Вот кто сильная женщина. Я б так не смогла. Даже завидую ей. Так легко с совестью своей договориться! И ведь осталась с сознанием собственной непорочности! Молодец!
– Если б ты знала, как я её уламывал ко мне приехать в первый раз! Она жила в Дуэ. Оттуда до Лилля электричка ходит. И вот я уже выхожу из Монопри, это супермаркет французский, гружёный шампанским, цветами и прочей фигней, она мне присылает смс, что поезд отменили. Забастовка. А до следующего два часа. Не буду ждать, пишет. Сколько же мне пришлось приложить усилий, красноречия и научной, мать её, логики, чтоб она всё же приехала! Зато потом только и разговоров было, как было бы хорошо ещё потрахаться, как хорошо со мной и как плохо без меня. Так разошлась, что поведала даже, что пока скучает, додумалась отвинчивать душевую насадку и направлять на клитор струю. Буквально за считанные секунды, говорила, кончала от этого.
«Э, да мне можно гордиться своим умищем, я додумалась откручивать насадку лет в восемь» – с превосходством подумала я.
– И что было потом? Почему прекратились такие чудные платонические отношения?
– Не язви, Татьян. Тебе не идёт. Потом жена приехала. Обычный конец у истории.
Я почти подпрыгнула от возмущения на диване из кожи молодого дерматина! Язвить мне не идёт!? Мне!? Да я это своё украшение все сорок лет с хвостиком в себе взращиваю! Холю, лелею и окучиваю!
– Ты считаешь, мне это не идёт? – выкатив обиду на все лицо, уточнила я.
Он взглянул примирительно.
– Обиделась. Вижу. Не надо. Пожалуйста… Я хотел сказать, что мне каждый раз не по себе становится, когда ты отпускаешь свои колкие шуточки. Вот что. Твой лексикон и оборотики уж очень кое-кого напоминают…
– Наташу? Неужели непорочная дева еще успевала язвить между минетами?
– Да нет, конечно. Наташа – это так, командировочное приключение на свою ученую жопу. Другую…
– Терпеть не могу, когда я кого-то напоминаю, и когда ещё мне об этом говорят! – окончательно обиделась я.
– Ты хочешь, чтобы я перестал быть с тобой искренним?
Он посмотрел так беззащитно, что мне сразу расхотелось обижаться.
– Нет, не хочу. Мне нравится твоя искренность.
– Спасибо. Ты открываешь что-то во мне. И это сходство, опять же… Мистика….
– Так сильно похожа?
– Не внешне. Чем-то трудно объяснимым. Очень напоминаешь. Мою последнюю любовницу. Она врач, и на язык остра, как ты…
Как же хорошо, что он это сказал! Всё то время, что мы кокетничали, я мучилась тем же ощущением. Он был неуловимо похож на моего «последнего». Та же манера задавать вопросы, акцентируясь на мелочах, то же возбуждение от откровенности, те же словечки… Они почти ровесники, и возможно, это просто поколенческие особенности. Ведь по тому, какие слова употребляет человек, легко определить возраст, не нужно спиливать ногу и считать годовые кольца. К примеру, о том, что он не носит трусов, пятидесятилетний мужчина сообщит фразой: «я вовсе не ношу трусов», сорокалетний – «я совсем не ношу трусов», а двадцатипятилетний «я ваще не ношу трусы». И это как печать на лбу с датой производства. В общем, «похожесть» оказалась взаимной.
– Знаешь, – ответила я, – тогда и я скажу, что ты мне напоминаешь моего.
– Ты серьёзно? И чем? – он был удивлён и, кажется, даже обрадован.
– Тем же. Манерой общения, лексикой… Ну в общем, тоже чем-то необъяснимым, но остро приятным. Я не говорила тебе раньше, чтобы не обидеть. Но у меня ощущение несколько раз возникало, что я не с тобой, а с ним разговариваю. Может, поэтому так легко разоткровенничалась.
– Вы расстались?
– Мы не виделись с июля.
– Что случилось в июле?
– Ничего. Просто все кончилось.
– А что было до этого?
– До этого трахались… как все… и вдруг: «нам надо расстаться, я всё время думаю о тебе, я от тебя слишком зависим, я боюсь наших отношений, я не привык быть от кого-то зависимым…» И всё. Больше не видимся. Кладет мне деньги на телефон и пишет каждую ночь «хороших снов, девочка», утром «с добрым утром, ясноглазая», а днём «как ты?» или «хорошего тебе дня» Я отвечаю. Не могу не отвечать. И не могу так больше…
– Говорить с ним пробовала?
– Всё пробовала. Говорить, объяснять, искать логику, просить, плакать, истерить, молчать. Всё бесполезно… И не уходит, и не приближается.
– Пошли его! Так же с ума можно сойти!
– Посылала. Сама лезу через время с смс. Он отвечает что-нибудь типа «думал, уже не напишешь никогда», «только что думал о тебе», «ты мне снилась»… Или он начинает писать «как ты?», «с праздником». Я снова надеюсь на встречу и всё идет по кругу.
– А ты сама-то, что хочешь от него?
– В том-то и дело, что ничего! Только видеть его, быть с ним. Хоть иногда. Больше ничего…
– Ты даже не представляешь, как я тебя понимаю, – Володя подлил в земляничные чашки вина и накрыл своей ладонью мою. Его ладонь была холодная и влажная, словно он дирижировал дождем, играющим на железном подоконнике. – У меня такая же хрень, Тань! Только как бы наоборот. Она меня посылает периодически, и я даже уже других баб… но потом опять к себе зовет… и я тут же всех нах и возвращаюсь…
Забавно… Как наши истории похожи. Как его зовут?
– Павел.
– А её?
– Света. Давай выпьем за них?
– Давай…
4
В кабинете стало сумрачней и тише. Слышно было, как капли, не долетевшие до подоконника, обессилено сползали по стеклу. Мы сидели молча, думая каждый о своем…
– Так, стало быть, мальчиками ты лечишься? – прервал тишину Володя. – Молодой спермой на старую рану?
– Все физики такие проницательные?
– Нет. Только те, кто окончил физмат до перестройки, – улыбнулся он. – Расскажи, как это? Это сладкое лекарство для тебя?
– Да по-разному. Да и не лекарство это вовсе. Так, приём витамина Е.
– Что тебя прельщает в молодых?
– Ты спрашиваешь, как старый пень, шамкающий «эх, маладёшь!» Молодые такие же разные, как и все остальные. У души нет возраста. Мне попадались и мудрые мальчики, и очень глупые взрослые дяди.
